Анатолий Фомин: «Стихия – она непредсказуема…»
Сургутский филиал Ханты-Мансийской базы авиационной и наземной охраны лесов от пожаров Департамента лесного хозяйства Ханты-Мансийского автономного округа охраняет территорию Сургутского и Нефтеюганского районов – площадь четырех территориальных управлений-лесничеств: Сургутского, Юганского, Нефтеюганского и Салымского, общей площадью около пяти миллионов гектар. О том, как удается справляться с таким большим хозяйством, мы спросили у Анатолия Фомина, старшего летчика-наблюдателя филиала.
– Анатолий Григорьевич, как обстоят дела с пожарами в этом году?
– У нас пожаров немного, пока всего 17. Это очень низкая горимость: погода нас балует, стихия не зацепила. Максимальная горимость была 1988–89 годы: по 540–560 пожаров за сезон. Одновременно работало два АН-2 и два МИ-8, шесть АН-26 с парашютистами-пожарниками – было 180 человек только командировочных со всей России в рамках межбазового маневрирования.
– Какие средства применяются для тушения лесных пожаров?
– Ранцевый лесной опрыскиватель (РЛО), мотопомпа, бензопила, воздуходувка, естественно, лопата – без нее никак! Пробивают кромовую полосу: лопатами откидывают грунт в сторону пожарища, если подходит пожар, сбивают пламя струей из РЛО. Потом работают в паре: первый сбивает струей, а второй дотушивает эту кромку. Такая технология.
– Есть ли какие-то особенности десантирования для тушения пожара?
– У нас работают люди, прошедшие специальные программы обучения, прыгают они одетыми в специальные спасательные костюмы. На лес падают обязательно с зависанием: купол надевается на кроны деревьев. Есть методика выброски парашютистов, когда осуществляется заход против ветра, на самолете АН-2, высота 1000 метров – это в системе работы «Лесник-3», есть система «Лесник-2», более маневренная. Также у нас в штате 25 десантников-пожарных. Они спускаются по тросу с вертолета МИ-8. После спуска людей и груза разрубается площадка под вертолет, чтобы их можно было вытащить из этого «колодца».
– Сколько времени длится борьба с пожаром?
– Это зависит от температуры, площади возгорания – каждый пожар индивидуален. Обычно люди там ночуют. С собой берут продукты питания, сами готовят, по возвращению на базу получают денежную компенсацию.
– А бывают несчастные случаи?
– За мою бытность здесь таких происшествий, чтобы люди погибли, не было. Один несчастный случай – с травмой – был в 1990 году: у командировочного из Иркутска произошел перехлест основного купола, пришлось зацепку сделать, приземлился на запасном парашюте.
– Как вы обнаруживаете пожары?
– Схема работы такая: самолет АН-2 производит патрулирование. Как только пожар обнаружен, передается информация радиооператору Сургутского филиала, заказывается вертолет, десантники летят на обслуживание этого пожара. После того как потушили, снова самолет облетает участок, проверяет, и людей увозим либо на другой пожар, либо на базу.
Раньше система была лучше отлажена: при IV классе пожарной опасности проводилось трехкратное плановое патрулирование, а сейчас – только однократное. Не хватает малой авиации. А ведь вовремя обнаруженный пожар на маленьких площадях, естественно, легче потушить, времени меньше затрачивается. С вертолетами тоже сложности, тем более, что стоимость летного часа увеличивается с каждым годом: например, в Сургутском районе он стоит сейчас почти 64 тысячи рублей, в Берёзовском – 93 тысячи рублей, а объем финансирования не меняется: 30 млн рублей. Сложности с финансированием. Да и люди на нашу низкую зарплату не идут, мы-то уже все привыкли, около 30 лет работаем. Коллектив хороший, плохие люди не задерживаются, а вот молодежь – плохо, что не идет.
– Есть ли какое-то взаимодействие между районами?
– Конечно. В этом году, например, в Советском районе уже почти не осталось летных часов, у нас 30 часов АН-2 взяли: надо же «перекрываться»: допустим, мы не горим – они горят, приходится средства перекидывать внутри базы. При необходимости и работники наши тоже туда летают, это называется «внутрибазовое маневрирование». Допустим, сейчас Советский район горит, Нежневартовский – нет, из Нижневартовска уехало две группы парашютистов на помощь в Советский; с Урая приехали, из Ханты-Мансийска.
– Какие сложности, помимо недостатка финансирования, есть в вашей работе?
– Главное, что меня беспокоит: пожароопасный сезон заканчивается 30 сентября, сейчас начнутся грибники-ягодники: август, а лимит летных часов практически исчерпан, патрулирования почти нет. Это чревато тем, что поздно будут обнаружены пожары – только по информации от местного населения и попутных бортов, а значит, площади пожаров будут гораздо больше, чем хотелось бы, и будет труднее работать.
– От грибников и ягодников много пожаров?
– Основная причина пожара – человеческий фактор, но поймать виновника возникновения пожара очень трудно. Мы готовимся к этому и ждем: пожары не минуют. Причем весенние пожары – легкие, «беглые»: трава сгорела, древостой остался, кора немного обгорела, а осенние пожары – сложные: корневая система сгорит, грунтовые воды уйдут – уровень воды в Оби начинает падать, и грунтовые воды снизятся – болота станут сухими и перестанут держать огонь. Очень тяжело будет тушить: если лес обгорел, то фактически до осени будет коптить: окопаешь его и ждешь, обычно надо караулить недели две, чтобы он никуда не ушел, а ведь людей не хватает, приходится снимать, и не знаешь: уйдет – не уйдет… На грани фола.
– Были ли у вас какие-нибудь чрезвычайные непредвиденные обстоятельства?
– Конечно. Стихия – она непредсказуема, вот сейчас сидишь – раз, информация – и закрутилось колесо… Например, в 1989 году сгорел табор – место стоянки парашютистов-десантников.
Палатки, спальники, документы, деньги, ружья, радиостанция – все сгорело, остались в чем были. Патрульный борт пролетел – увидел, информацию передали, прилетели – забрали людей.
– Часто ли животные попадают в очаг возгорания, соприкасаются с вашими сотрудниками?
– Были такие случаи. В этом году видели медвежьи следы, а когда вылетали с пожара – и самого медведя, на болоте. Но вообще во время пожара вся живность разбегается. Серьезных встреч не случалось.
– Малочисленные народы Севера, которые живут в лесу, – они ведь тоже не обходят эти пожары?
– Да, мы получаем от местного населения информацию о возгораниях и реагируем на нее. Конечно, люди сообщают о пожарах, ведь от нашей работы напрямую зависит их жизнь: например, в позапрошлом году сгорело стойбище: шесть чумов, «буран», лодки, сами люди только успели уйти и оленей увести.
– А зимой чем вы занимаетесь?
– Зимой до Нового года почти все в отпусках – октябрь-ноябрь-декарь, летом у нас не бывает отпусков, а зимой – три месяца. В январе начинается подготовка к новому пожароопасному сезону…
