Александр Кердан: «Родной язык – воздух стиха»

Сегодня и в науке, и в обществе нет единства мнений о том, что такое родной язык. По одной из трактовок, это язык, который человек усваивает с раннего детства, без обучения, просто находясь в языковой среде. Согласно другой концепции, родным признается язык народа или этнической группы. А что происходит, если эти миры совпадают? И можно ли понять жизнь сквозь призму чужой речи? Об этом в Международный день родного языка, который отмечается ежегодно 21 февраля, рассуждает сопредседатель Союза писателей России, координатор Ассоциации писателей Урала, поэт и переводчик с хантыйского Александр Кердан.

– Александр Борисович, как Вы могли бы продолжить фразу: родной язык – это….

– … это голос сердца, голос крови, если хотите. А еще, как говорят культурологи, это способ этнокультурной идентичности народа. Это то, что позволяет нам не потеряться в глобальном мире, быть интересными друг для друга и для наших соседей. Что касается собственно поэзии, то тут и слов не подберешь… Родной язык – воздух стиха. Без него, как без воздуха, человеку – смерть.

– Вы являетесь переводчиком стихов Марии Вагатовой, поэтессы из Ханты-Мансийска. Насколько трудно было постигнуть образы чужого языка и насколько он стал ближе для Вас после многолетнего сотрудничества с поэтессой?

– Мария Кузьминична настолько родной мне по духу и образу мыслей человек, что каких-то трудностей при переводе ее стихов на русский язык я не испытывал. Тем более что образный строй стихов Марии Вагатовой близок строю песен коренных народов Северной Америки (я много занимался темой, связанной с индейцами, когда писал исторические романы о русских первопроходцах). Я даже ощущаю, что мы с моей старшей и любимой подругой постоянно говорим на одном языке, даже тогда, когда она пишет на ханты, а я – по-русски… Бог говорит с людьми на одном языке. Надо только пытаться слышать Бога.

– В последнее время все чаще в среде лингвистов стало употребляться выражение «экология родного языка малых народов Севера». Насколько важно сохранить это богатство?

– Наш мир прекрасен именно своим многообразием. Представьте, что будет, если вдруг вся планета начнет только «спикать» на американском наречии (ведь даже язык современных американцев – это не чистый английский, а новояз, образовавшийся от смешения языков первых колонистов, принадлежавших к разным национальностям). Беречь языки всех народов, населяющих нашу страну, значит уважать эти народы, уважать самих себя… Не могу снова не вспомнить американцев… В доколумбовой Америке у коренного населения было более 3 000 языков и наречий. Сегодня осталось чуть более 30! Думаю, здесь комментарии излишни.

– Чем уникален хантыйский язык?

– Пожалуй, уникальность хантыйского языка в его особой образности и предметности. Он очень метафористичен, следовательно, и поэтичен.

– Чем уникален человек, думающий и слагающий стихи на этом языке?

– Для меня скорее уникален (со знаком «минус») тот, кто не думает на родном языке и не слагает на нем стихов. Это же так нормально – думать и писать на своем родном языке!

– Перевод – сложнейшая вещь в литературе. Как Вам удается понять стихию хантыйского языка, его образы, его мелодию? Знаете ли Вы этот язык? Или все дело в интуиции?

– С Марией Кузьминичной Вагатовой я работал по подстрочнику и на основе слуха: слушал ее стихи и песни, постигал ритм и красоту созвучий. Секрет попадания при переводе – совместный Космос, родство энергетики и жизненных установок. Глядеть надо в одну сторону. Мне кажется, у нас это получается.

– Как Вы нашли общий язык с Марией Вагатовой – в прямом и переносном смысле?

– Надо любить друг друга, уважать обычаи и особенности народов, к которым принадлежит твой друг, и все получится.

– Как создавался первый перевод?

– Спонтанно, конечно. Сначала все-таки я попробовал перевести Марию Кузьминичну. Для меня это было делом новым, переводами я прежде не занимался. Как бывает, когда берешься за что-то новое, вкладываешь в это дело весь пыл, всю душу. Тем более к совместным переводам подталкивала созданная нами Ассоциация писателей Урала, Западной Сибири и Поволжья. Здесь живут многие народы. Для укрепления творческих связей мы даже завели рубрику в нашем литературно-художественном альманахе «Чаша круговая». Она называлась по-пушкински: «И назовет меня всяк сущий в ней язык…». Для этой рубрики нужны были «свежие» переводы. Вот я и попробовал. Первое переведенное стихотворение – «Мужчина проехал». Как оказалось, я попал в цель очень точно. Марии Кузьминичне перевод понравился. Ее ведь много переводили уже и Алексей Смольников (поэт, переводчик – прим. ред.), и Николай Шамсутдинов (поэт, председатель Тюменской региональной организации Союза российских писателей – прим. ред.). Да и сама она довольно хорошо переводила себя на русский. Первое одобрение со стороны Марии Кузьминичны и подвигло меня к дальнейшим переводам. А потом захватила та самая стихия языка и образов, о которых сказано раньше…

– Как повлияла хантыйская поэзия на Ваше творчество?

– Всякая совместная работа обогащает. Думаю, что творчество Марии Кузьминичны – это настоящий урок доброты, понимания, образного подхода к самым обыденным вещам. Счастлив всему этому учиться у нее.

– Расскажите о вашей совместной работе над прекрасным сборником – «Материнское сердце», который вышел в свет в 2007 году? Как пришла идея создания двуязычной книги, где Вы и Мария Вагатова перевели стихи друг друга на языки своих народов?

– Идея создания книги общая. Мария Кузьминична как-то сказала, что ей неловко, мол, я ее перевожу, а она меня нет. Я ответил: «Вот тебе моя рука. Пробуй, переведи»». Мы даже первоначально хотели назвать книгу «Рука друга». То название, под которым она вышла, результат не только наших совместных поисков, но и политики в какой-то мере. Финансировал издание Департамент информационной политики Ханты-Мансийского автономного округа – Югры. Его руководителям было важно, чтобы в Год Матери вышла книга с соответствующим названием. Мы согласились, и теперь рады этому. Название помогло и в оформлении книги. Екатеринбургская художница Юлия Колинько великолепно справилась с работой, представив свой, параллельный, взгляд на проблему материнства, человеческой жизни и судьбы, использовав элементы национального орнамента и внимательно изучив хантыйский эпос… В общем, все грани сошлись в одной вершине. Издание состоялось.

ДОЧЕНЬКА, ДОЧЕНЬКА

Так придумано не мною,
Так велит закон Природы:
Солнце в юрту днем заходит,
Ночью в небе свет Луны…
Так придумано не мною:
Пролетают быстро годы…
То, как дочки подрастают,
И не замечаем мы.
Доченька! Ты стала взрослой,
Научилась шить узором,
Украшать свою одежду,
В доме сохранять тепло…
Будет так, я это знаю:
Человека встретишь скоро.
Станет он твоей судьбою,
Так, как издавна пошло.
Пусть он будет сердцем светел
И высок в своих поступках.
Пусть в лицо вам смотрит Солнце,
А в полночный час Луна…
Чтоб измены злобной ветер
Не коснулся вашей юрты,
Чтоб позор, что не сотрется,
Души вам не запятнал.
Мужу ты постель постелешь
И в плечо ему уткнешься.
Пусть же не обходят люди
Дом, открытый для друзей…
Жизнь – дорога сквозь метели,
Время, что тебе дается.
Пусть же мне не стыдно будет
Дочкой звать тебя моей.

МУЖЧИНА ПРОЕХАЛ
(по мотивам хантыйской
народной песни)
Светлой памяти отца
Кузьмы Николаевича Вагатова

Жизнь — дорога через тундру.
Хорошо бегут олени!
А возница сам походит
На оленя-вожака…
И несется вдаль упряжка
Вдоль урманов и селений,
И сиденье на нарте
Сплетено из ивняка.
Бьют бубенчики игриво,
Каждый шаг встречая звоном.
И, как мох, черны возницы
И усы, и борода…
Мчит упряжка через годы —
После долгих перегонов,
Словно снежный ком на ели,
Станет голова седа.
Три стремительных оленя
Вдаль несут упряжку эту,
Чтоб потом, когда сомкнется
Вслед за ними окоем:
— Как красиво жил мужчина,
Как проехал он по свету
На своей счастливой нарте… —
Говорили бы о нем.

Мария Вагатова,
перевод на русский язык
Александра Кердана

Очень точную оценку совместному творчеству М. Вагатовой и А. Кердана в послесловии к книге «Материнское сердце» дал профессор, доктор филологических наук Леонид Быков: «Неотрывные от стихии языка, стихи, конечно же, не переводимы. Но, к счастью, хотя переводу подвергаются строки, на берег другого языка перемещается не просто столбик слов, но поэт. И тут чрезвычайно значима расположенность не только говорить «от имени» другого, но и наполнить себя этим «другим» мироощущением». В этом, наверное, и заключена живая связь между родными языками разных народов.